Она отличается от обычных героинь нашего времени. Многие пытаются избавиться от лишнего веса, а Алёна Ларионова десять лет боролась с анорексией — тяжёлым психическим расстройством. Отказ от еды, зависимость от голодания, нервное истощение, полное разрушение организма — Алёна прошла через всё. И только в шаге от смерти она поняла, что жизнь — бескорыстный дар, хрупкий и бесценный.
Что мир ожидает от современных женщин? Какие правила диктует общество? Мы до сих пор убеждены: успех приходит к стройным, подтянутым, привлекательным. Быть худой — модно и круто. Худоба означает красоту, свободу, достаток, престижную работу, счастливые отношения. Мы равняемся на знаменитостей, потому что не видим других примеров. Иногда за худобой может скрываться опасное заболевание: анорексия.
Советское воспитание
— Моя мама — профессиональная фигуристка, а папа — «тот самый Игорь Ларионов», легенда советского хоккея. Родители всю жизнь отдали большому спорту, и это наложило отпечаток на моё воспитание. В детстве я занималась теннисом, танцами, на море бегала по пляжу. Хоть мы и жили в Америке, чипсы, гамбургеры, хот-доги, пицца, арахисовая паста — всё это было под запретом.
Нас, детей, с ранних лет приучали следить за собой. Но в седьмом классе начался переходный возраст, и я, как все девочки, немного поправилась. Родители заволновались. «Какие парни тебя полюбят? А как же спорт? Ты не сможешь бегать, если располнеешь!» — повторяла мама. Отец тоже журил за лишний вес. Хотя сейчас понимаю: я никогда не была толстой. Стоило всего лишь подождать — после переходного периода метаболизм сам пришёл бы в порядок.
Теперь, став психологическим тренером, знаю, что с детьми нужно по-другому говорить о весе, питании и здоровом образе жизни. Но родителей не виню — они выросли в Советском Союзе. Там никто не показывал эмоции, не проявлял слабость, не высказывал мнение. Людям говорили — они делали. Нравится или нет, больно или нет — кого волновало? Либо добивайся победы любой ценой, либо уходи из спорта. Но для ребёнка такая ответственность невыносима. Она ограничивает интересы, зажимает эмоции. Мне не разрешали — и запретного хотелось ещё больше. В голове крепла мысль, что мои желания неправильны.
От ЗОЖ до нервного расстройства
С чего всё началось? Как у всех! Сначала следишь за весом, убираешь со стола вредное, жирное и сладкое. Ходишь в зал, бегаешь до седьмого пота. Отказываешь себе, ограничиваешь себя, потом не выдерживаешь и переедаешь. Слишком сложно! — восклицаешь в отчаянии и решаешь, что лучше вообще не есть. Постепенно уходит аппетит. Организм перестраивается на химическом уровне: перестаёт вырабатываться грелин — гормон голода. И начинается болезнь.
Это страшно. Из десяти лет анорексии не меньше шести я была сама не своя. В голове поселился другой человек — мы разговаривали каждую ночь. Решали, как питаться, сколько раз в день, стоит ли идти на ту или иную встречу. А если пойдём и поедим, сколько дней голодать? А спустя пять дней можно нам яблоко? А сколько потом придётся бегать на дорожке? На бесконечный мыслительный поток уходило много сил.
В те годы я теряла вес, но в зеркале видела слона. Это телесная дисморфия — постоянное недовольство внешностью. Я считала себя огромной, жирной, уродливой. Только теперь, пересматривая фотографии, понимаю, как похудела тогда.
«Мне нужно лишить себя женственности»
Я выросла у хоккейной раздевалки. Фетисов был дядей Славой, а меня называли дочкой Игоря. Став спортивным журналистом, я устроилась в «Питтсбург Пингвинз» в 2008 году. Поколение игроков сменилось. Молодые ребята видели во мне блондинку, которая пришла в раздевалку за интервью. Со мной заигрывали, на меня претендовали. Я испугалась. Не справилась. Думала: как спастись от красноречивых взглядов?..
Когда ты на экране, а твои собеседники — именитые спортсмены и знаменитости, лёгкий флирт неизбежен. Голосом, улыбкой, глазами я пыталась заинтриговать зрителей. Но всё же мне хотелось выглядеть так, чтобы на меня не смотрели. Это цель анорексии. Исчезнуть, чтобы тебя наконец заметили. Кто? Самые близкие.
На юбилей к отцу в 2010 году я приехала едва держась на ногах, вконец измотанная работой. Помню, как он восхищённо посмотрел на меня, обнял и сказал: «Вау, Алён, у тебя одни кости! Какая же ты красивая!» Едва ли он хотел подтолкнуть дочь к анорексии, но меня так тронули эти слова. В голове закрутилось: папа гордится мной! Я похудела — и он меня увидел! Меня любят, я нужна, я хоть что-то сделала правильно!
Отказ всех систем
Я продолжала голодать. Тело безумно страдало. Без еды организм питается подкожным жиром, и это больно! Ныли кости, ломило суставы… А я радовалась. Гордилась. Как у спортсменов: раз мышцы болят — значит, растут. Но когда тело переключилось с жира на внутренние органы, я испугалась.
С 2014 по 2017 год мой организм стал отказывать. Первой дала сбой нервная система: парализовало правую часть лица. Ломались кости. Исчезли месячные. Стоило дотронуться до кожи — появлялись синяки. Головные боли были такими сильными, что я ложилась в больницу. Анализы показывали, что в организме не осталось ни солей, ни минералов, ни глюкозы. Сердце едва билось. Голова не соображала. Я забывала слова, с трудом выражала мысли. Однажды мы с мамой сидели в приёмной у врача. Она взяла меня за руку, а я посмотрела на неё и спросила: кто ты?
Родные сильно переживали. Просили меня хоть немного поесть. Говорили, что из-за недостаточного питания я себя плохо чувствую. Но я всё отрицала. Была уверена, что здоровье и еда никак не связаны. Я списывала недомогания на работу и стрессы. В детстве сестра сталкивалась с лёгкой формой анорексии — она тоже пыталась вразумить меня. Но невозможно говорить с человеком, когда он сам не признаёт проблему. Медицинская карта обрастала диагнозами: брадикардия, анемия, гипогликемия, остеопения, высокое кровяное давление, коллапс нервной системы… Угроза жизни.
22 дня у Боденского озера
Шестнадцатого апреля 2017 года врачи заставили меня взглянуть правде в глаза. Или умирай, или ешь и живи. Я провела 22 дня в клинике «Бухингер» в Германии. Это центр лечебного голодания, но мы с доктором заранее договорились, что я буду учиться есть. Помогло всё: арт-терапия, утренние и вечерние медитации, прогулки в тишине, остеопатия, массажи шиацу. Я встретила там швейцарца — тоже врача, но приехавшего голодать.
Он посоветовал написать бумажные письма тем, кто причинил мне боль. Сначала не сдерживаешься: обвиняешь обидчиков во всех тяжких, припоминаешь всё на свете. А в конце проявляешь сострадание — оправдываешь. Мол, ты так поступил, потому что научили родители или потому что обижали тебя. Написав 17 писем, я сожгла все до единого. Простила обиды и освободилась от боли, которую носила годами.
Пациентов в клинике отрезают от внешнего мира: никакого Интернета, телевизора, мобильного телефона. Остаёшься наедине с мыслями, думаешь целыми днями. Ничто не отвлекает. За это время я многое осознала.
Уже не там, ещё не здесь
Это правда — я задумывалась о самоубийстве. Отказываясь от анорексии, погружаешься в глубокую депрессию. Похоже на развод — отрываешь часть от себя. Мне отчаянно не хотелось отпускать то единственное, что я контролировала. Зависимость от голодания сродни алкогольной или наркотической: отсутствие еды дарит полную свободу. Чувствуешь себя неуязвимой.
Я медленно, с трудом шла на поправку. Первые 4-5 месяцев не гуляла, не выходила на улицу. Ещё год длились сильнейшие мигрени. Неудивительно: после десяти лет самоуничтожения телу не восстановиться за пару дней. Я старалась, ела, не пила спиртное, выполняла всё, что говорили врачи, — и всё равно мне было плохо. Родители не понимали, через какие муки я прохожу.
Был момент, когда не хотелось ничего. Назад не вернуться, потому что снова будет больно, а терпеть боль нет сил. До выздоровления слишком далеко. Я чуть было не опустила руки.
Только спустя год начала восстанавливаться. Почувствовала, что вижу чётче, слышу лучше, соображаю быстрее. Тело заработало! С запозданием пришло осознание: болезнь всё-таки связана с едой. Сейчас питаюсь так, чтобы не умереть. Ем много овощей, фруктов, молочные продукты, яйца. Из жиров — орехи, оливковое масло. Люблю конфеты и шоколад. Иногда ем мясо. Но больших порций нет — питаюсь понемногу весь день. Слушаю тело. Для меня еда не смысл жизни, а способ выжить. Голода не чувствую до сих пор.
Удержала ответственность за других
Меня спас женский кружок, который я начала вести в Америке. Первый прошёл в сентябре 2017, а за следующие полтора года мы провели ещё 60 встреч. Туда приходили те, кто отчаялся разобраться с проблемами в одиночку: замученные работой женщины, девушки, недовольные весом и внешностью.
Мы прорабатывали эмоции, проговаривали обиды, обсуждали современное общество. Я видела, как разговоры по душам раскрывают людей, и помогать другим стало целью жизни. Они зависели от меня, а я — от них. Мне выпал ещё один шанс, я не могла сдаться! По камешку построился фундамент, на котором стою сейчас. Мне так повезло. Я выжила и начала с чистого листа.
Ещё не проводила тренинги в России — сперва хотела понять менталитет. Недавно мы открыли новый фитнес-центр, начну там. В Америке — и в Нью-Йорке, и в Детройте — люди охотно идут навстречу. Русские закрываются, проявляют агрессию. Многие женщины не уверены в себе. Не самостоятельны. Они подстраиваются под общественные ожидания, подавляя своё «я». И конечно, у нас много обид на семью. Есть над чем работать!
Воссоединение с семьёй
После 30 лет в Штатах решила вернуться в Россию. Много времени провела с дедушкой — отцом папы. Наконец поняла, откуда растут корни нашего воспитания. Родителей не за что осуждать: их воспитали в другой среде. Благодаря дедушке я увидела отца ребёнком — не героем, а обычным человеком со своими страхами и проблемами.
Мы с отцом начали работать вместе, запустили несколько проектов в России. Каждый день садимся за стол и обсуждаем рабочие вопросы. Эти беседы сблизили нас. Я поняла, за что его так уважают окружающие — как человека, хоккеиста, бизнесмена. Безумно люблю папу. Смотрю на него большими глазами, горжусь им. Да, у него есть слабые стороны, но кто совершенен?
С родителями — не как с мужем. От них не уходят, их не выбирают. Наши отношения — моя ответственность. Я первой шла навстречу. Подолгу беседовала с отцом, обнимала, говорила, что люблю его. Перестала ждать того, что он не может мне дать. И всё поменялось. Обиды остались в прошлом.
Анорексию не вычеркнешь из памяти, но я благодарна болезни. Она научила меня жить, слушать окружающих, чувствовать связь между сознанием и телом. Теперь, продолжая лечить себя, я помогаю другим.