О.Г. ответила не сразу. Долго думала, взвешивала: давать деньги или не давать? «Лучше, конечно же, не давать, — рассуждала О.Г., — Целее будут». А, с другой стороны, как не дать?
Что объяснить? Что много лет копила, во всем себе отказывала. На моря не ездила, побрякушек не покупала…
О.Г. проработала всю жизнь на приборостроительном. Начала табельщицей, потом до инспектора отдела кадров повысили. Завод пережил смутные времена, не закрылся, не распался. На пенсию уже старшим инспектором выходила. А в отделе кадров что? Одни только женщины работают, шуры-муры не с кем разводить. Из-за работы личную жизнь себе и не устроила. Как в прошлом году вышла на эту пенсию проклятую, так время будто и остановилась.
Она часто ловила себя на том, что надо что-то делать. Надо что-то делать, а делать нечего… Пятьдесят шесть лет. Сбережения. Тоска. И тут на тебе – соседи со своим «в долг до пятнадцатого»! Л. и С. пришли к ней по-деловому. Говорил С. Примерно так сказал: «Не одолжишь ли ты нам, уважаемая Г., тысячу? Пятнадцатого вернем, не волнуйся. Расписку напишу, как положено».
Г.! Раньше ее звали О., потом О.Г., а теперь, значит, по-старушечьи, просто Г.! Ишь ты! Обидно как-то. А ведь она эту Л. еще в пеленках помнит! Л. вышла замуж за С., родители им квартиру оставили. С. принялся какой-то бизнес крутить, даже иномарку купил. Да, молодые сейчас денег не копят. Они их вкладывают. С. рассказал, что хочет закупить фуру бананов, и как раз ему этой тысячи не хватает…
А вот она-то как раз копила, берегла. Привыкла на всем экономить. Лампочки — шестидесятки, бульон — из кубика, чай – две порции с одного пакетика. Денег она, таким образом, насобирала, но вот что с ними дальше делать? Отдать чужим людям на какие-то бананы?
Она бы, скорее всего, не дала, если б С. не поставил вопрос ребром: «Ну так что? Будут бабки? А то я в другом месте возьму!» Десять зеленых бумажек, тщательно и многократно пересчитанных, спрятались во внутренний карман соседовой куртки. О.Г. покоробила небрежность, с какой С. подмахнул расписку. Для него тысяча – мелочь, ерунда. А для нее – итог всей трудовой жизни. Ну, может, и не всей, кое-что еще, допустим, осталось в загашнике. Но все равно, несправедливо как-то. И от этой несправедливости О.Г. было не по себе…
О.Г. стала каждый вечер заходить к соседям. На правах кредитора, можно сказать. Без повода. Усаживалась в кухне, принимала позу графини, растерявшей фамильное состояние в революционных завирюхах. Л. спрашивала, не согласится ли О.Г. с ними поужинать. О.Г. не соглашалась. Л. и С. тоже не ужинали. Они все чего-то ждали. О.Г. видела, как они смущаются, стесняются. И купалась в этом их смущении-стеснении, словно в теплой ванне с душистым бальзамом. А вот дочка соседей, прыщавая акселератка К., ее полностью игнорировала. Подходила к плите, выхватывала из сковороды лапоть отбивного мяса, и бесстыдно ела, как ни в чем не бывало. О.Г. не любила соседскую девчонку.
На редкость несимпатичный ребенок. Ладно, лицом не вышла, так хоть бы характером добрым взяла. Или умом. А так – три в одном: и уродина, и бестолочь, и к тому же хамка. О.Г складывала руки на груди и горестно вздыхала. Она знала, что хозяева из вежливости не станут при ней есть. Знание это давало неиспытанное доселе сладкое ощущение — маленькой власти человека, которому должны.
Тревога черным котом кружила вокруг О.Г. «А вдруг не отдадут?» Она представляла, как пятнадцатого С. потупит глаза и начнет лепетать о том, что бананы не продаются. Л., наверное, будет плакать. И что тогда ей делать? В суд подавать? Так этот суд когда еще состоится! Да и выплачивать ей станут по чуть-чуть. Эх, зачем было давать! Лучше б при себе деньги держала. А то всю жизнь откладывала-откладывала, на море не бывала, побрякушек не покупала…
«А на кой они мне, побрякушки? Вместе с морем? Нет, если отдадут деньги, сразу их потрачу. Следующий раз придут одалживать, а я скажу: нету! Лучше на что-то полезное выдать, на ремонт, например… Хотя зачем он нужен, непонятно. И так вроде чисто. Ну, мебель не ахти, так ведь ее все равно никто не видит. Гости не ходят, а самой что за разница, на какую мебель смотреть?»
Ну хорошо, пусть не мебель. Что тогда? Наряды? Можно и наряды, почему ж нельзя. Только она в них ни черта не разбирается. Вон по телевизору королеву английскую показывали.
Шляпа на ней такая красивая, костюм элегантный. Так то ж королева. А надень О.Г. такую шляпу, и что? Ничего. Только во дворе засмеют.
Пусть лучше на черный день лежит. Мало ли что. Вдруг она заболеет? И тут О.Г. осенило: «А вдруг заболеет сам С.? Или, еще чего хуже – возьмут его и пристрелят где-нибудь исподтишка? Сейчас бизнесменов этих стреляют, как собак бездомных! А какой потом с покойника спрос?»
Десятого вечером, когда О.Г. направилась, было, в соседскую квартиру на традиционное уже «дежурство», в коридор без стука зашли Л. и С. Нахально так зашли, с вызовом.
— Бери, Гавриловна, свою тысячу. Плюс стольник сверху. Это как бы спасибо.
Она растерялась. Как будто дверь перед самым носом захлопнули с треском.
— Так сегодня ж не пятнадцатое… — промямлила Ольга Гавриловна.
— Раньше – не позже. Ну, бывай! — бодро сказал Саша.
— Расписочку-то верни, — напомнила Люда.
Никогда еще за все свои пятьдесят шесть лет не приходилось ей испытывать такого глубокого… нет, глубинного, вселенского, бесконечного разочарования. Соседи ушли. Осталась пустота.
Вот и помогай после этого людям!
Автор: Анна Прудская